— Чингиз, голос!

Пес свирепо залаял, ввергая задержанного в новый виток стресса.

— Ты, залупа с ушами! — Ермаков приступил к интенсивному допросу. — Слышишь меня? Из тебя тоже евнуха сделать? Чингиз!

— Р-р-р!.. — пес оскалил мощные клыки, а Ермаков как бы невзначай пнул лежащего носком ялового сапога в ребра. Уголовно-милицейский юмор расценивал такой тычок как «починить батарею».

— За что, начальник⁈ — судорожно дернувшись, заныл Федот.

— За лося! — рявкнул сержант. — Руки за голову! Ты чего думаешь, зверя завалил, теперь герой? Тебе тоже сейчас рога поотшибаем!

— Это не я!..

— А кто? Кто, я спрашиваю, мешок кишок! Этот? Никсон?

Федот кивнул, боясь слово молвить.

— Так. Откуда у него ружье? Он по закону не имеет права. Откуда⁈

— Не знаю!..

— Знаешь, Говори! — и опять починка батареи.

— У-уй!..

— Уй, говоришь? А сейчас будет Ый! Повторяю вопрос…

— Товарищ капитан! — сверху радостно загорланил старший сержант Раскатов. — Есть связь с Ложкиным!..

Ложкин — это я уже знал — милиционер-водитель, оставленный с машиной на точке старта. Рация у него в машине имелась.

— Пусть передает в отдел! — напрягаясь, крикнул капитан. — Следователь, криминалист… да, и медик тоже!

— Понял, передаю!..

— Михал Дмитрич, — повернулся капитан к одному из гражданских — предводителю дружинников, как я понял. — Давай одного из твоих к машинам, чтобы сюда следственную группу сопроводил. Кто у тебя потолковее?..

Милицейский старшой рассуждал вполне разумно. Договорился со Смольниковым — трех наших стрелков оставить на охране задержанных, одного дружинника отправить к машинам ожидать группу, после чего препроводить ее сюда. А всем прочим — продолжать поиски. Главная задача ведь так пока и не решена!

— Так, — с удовлетворением подытожил капитан. — Ермаков! Что там у тебя?

— Все! Выяснил.

Начальник с сомнением хмыкнул:

— М-да?.. Ну, излагай.

Володя изложил следующее.

Михеев, долгие годы работая заготовителем, встроился в эту систему вполне комфортно, и даже получил в служебное распоряжение трехколесный грузовой мотороллер «Муравей». На нем разъезжал по лесам, лугам, по глухим деревням, собирая и скупая дары природы. Очень удобно. И вот однажды случайно забрел к вдовой бабушке, полуслепой, полуглухой, и вообще не очень ориентирующейся в действительности. Купить у нее оказалось нечего, зато покойник-старик был заядлый охотник, и от него осталась хорошая двустволка, не новая, но в отличном состоянии. Она так и висела на стене самым патриархальным образом, старушка привыкла к ней, как к предмету мебели. Практически ее не замечала.

Естественно, старый уголовник не смог упустить такой случай. Он как-то так ловко заморочил бабушке голову, стянул оружие, закинул в мотороллер — и был таков, рассчитывая на то, что хозяйка хватится пропажи не скоро, а даже если и хватится, то ничего ведь не докажешь. Ружье он хранил не дома, а прятал в тайнике в лесу, в герметичном состоянии.

Об этом Никсон сам хвастал подельникам-собутыльникам в подпитии. Видимо, гордился смекалкой и оборотистостью. Не смог удержаться.

— Да, — философски заметил капитан, выслушав подчиненного. — Сколько веревочке не виться, конец все равно будет… В данном случае — на зоне. Закон жизни! А ты, Ермаков, молодец! И задержание провел грамотно. Подумаю о поощрении.

— Есть! — расплылся в улыбке сержант.

Я тоже подумал о собственном поощрении. Чем не заслужил?.. Но промолчал, разумеется. И поднял взгляд, обвел им горизонт…

Мать честная!

В северо-восточной стороне над лесными вершинами поднимался слабый дымок. Явно небольшой костер.

— Товарищ старший лейтенант! — вскричал я. — Дым в лесу! Смотрите! Это ведь наверняка наши потеряшки жгут, привлекают внимание!..

Мысль моя понятна: услыхав целые серии выстрелов, заблудшие грибники сообразили, что их ищут, наскоро разожгли огонь. Сделали это умело. И теперь мы видим дым.

От моего возгласа все обернулись на северо-восток.

— Так может, это просто кто-то, а не наши… — послышался скептический голос.

— Может, — сказал капитан. — Но проверить надо! Старлей, сколько отсюда до того костра?

— Километров шесть-семь примерно, — многоопытный глаз Смольникова мигом прикинул расстояние.

— Грубо говоря, по лесу часа два ходу… — капитан прикинул время. — Тогда пошли, каждая минута на счету! Старлей, кого оставишь сторожить этих паскуд?

Смольников оставил младшего сержанта и двух рядовых, жестко проинструктировав их на предмет категорически не вступать ни в какие контакты с задержанными и на случаи возможного применения оружия. Одного толкового дружинника отправили к машинам. А мы, все прочие, дружно устремились на костер, соблюдая азимут.

Надежда на удачу придала нам силы. Точно второе дыхание открылось. Разве что живот подвело, конечно, есть хотелось. Позавтракать, даже сухпаем, так и не удалось. Но это не беда!

Гром — тот и вовсе мчался бодро, тянул поводок, как струну, будто и не было у нас бешеной погони. Нет, еще раз скажу — молодец пес, повезло мне с ним, как когда-то с Сентом!..

От воспоминаний глухо кольнуло сердце. Отбросить их?.. Да не получится! С этим и жить, будут идти дни, годы, в сердце всегда так и будет жить эта разлука…

Впрочем, разводить сантименты незачем и некогда. Я старался держать темп, а это выметало из души все лишнее.

Кто меня поразил, так это Смольников. Железный мужик! Не очень молодой, он гнал и гнал по максимуму, и мне даже почудилось, что его — ну, не его, а взятый в аренду Гектор — и тот начал выдыхаться, а нашему взводному море по колено.

Он же и задавал направление. Не ошибся. Но должен сказать, что и я сам, между делом, старался держать вектор, несмотря на отсутствие ориентиров. Все, что я видел: тысячи елей, небо и земля. Дым отсюда виден не был. Но я старался хранить курс по памяти, сознавая, что это неплохая практика. И примерный отсчет времени старался вести. Когда по моим подсчетам прошло минут двадцать, Смольников выхватил «Макар» из кобуры, мельком глянул ввысь и стрельнул в небо. Примерно через четверть часа повторил этот трюк. Я вслушался… и вроде бы услыхал отдаленные голоса, невнятные, но радостные, а вскоре ощутил запах дыма.

— Чуешь, Гром? — шутливо воскликнул я.

Уж кто-кто, а он-то давно все почуял.

Наши старлей и милицейский капитан почти не ошиблись в прогнозах на время и расстояние. Шесть километров по асфальту и столько же по лесной пересеченной местности — это, извините, две большие разницы. Одним часом тут не отделаешься. По моим прикидкам, чапали мы так часа полтора. И вот уже голоса, хоть слов не разобрать, слышны не призрачно, а явственно, а дымом — смолистым, благородным, роскошным дымом хвойных ветвей — пахло совсем отчетливо.

— Эге-гей!.. — радостно заголосил кто-то из дружинников. — Иде-ом!..

И в ответ еще радостнее долетело:

— Зде-есь!..

Вот, наконец, и встретились. За ветвями я увидал мелькание человеческих фигур, машущих руками…

— … Ну, ребята! Ну, спасибо! Мы уж и не знали, что делать!.. — в порыве откровенности распинался забородатевший солидный мужчина лет пятидесяти. — Конечно, глупость совершили, признаю. Пошли — думаем, не заблудимся, чего тут плутать-то, все вроде бы с детства знаем. А оно вон как вышло!..

— Лес это всегда тайна, — внушительно, философски отметил второй, худощавый, седобородый. — Особый мир! Нам, наверное, никогда его не понять…

Если отбросить восторги спасения и пространные рассуждения, то суть такова.

Две немолодые семейные пары с детьми и родней плюс один сосед, которому вот не сиделось дома, старому хрычу, отправились за ягодами. Пять мужчин, четыре женщины. Вроде бы не впервой, вроде бы люди положительные, рассудительные, но оказались слишком самонадеянными. Когда поняли, что заблудились, сперва отнеслись легкомысленно: а, сейчас выпутаемся!.. Но потом, когда ходили, ходили, и все без толку, и от маленького наручного компаса ни черта не было толку, вот тут стало жутковато. Слова «леший водит» из шутливых сделались зловещими…