Не знаю! Может, тот парень, автор безадресного письма был какой-то особо тонкой, чувствительной натурой, но я ничего особенного не ощущал. Ночь как ночь, пост как пост. Если бы…

Если бы не смерть собаки. А это козырь, который перебивает все.

Ну вот с чего бы псу взять и околеть⁈

Тяжко топая сапожищами, ко мне подбежал Маркелов:

— Слышь, это… Они там говорят: а чо случилось-то? Чо пес подох-то⁈

Я мысленно выматерился.

— Блин! А что я сейчас могу сказать⁈ Я им патологоанатом?..

— Кто? — ошалел простодушный сибиряк.

— Так, ерунда, — отмахнулся я. — Не бери в голову. Слушай! Давай-ка я сам с ними объяснюсь. А ты пока тут службу неси. Скажи только, как телефоном пользоваться.

— Так как пользоваться? Просто пользоваться! Таку херню крутишь, — левой рукой он сделал мелко-вращательное движение, — потом эту х…йню взял, поговорил, назад положил, — а правой рукой сделал движение поступательно-возвратное. — Понял?

— Конечно, — я кивнул. — Очень доступное объяснение. Ну давай, смотри в оба, а я пошел.

Вышка являла собой деревянную конструкцию высотой метров семь. По скрипучим ступенькам я поднялся в «будку», обнаружил на одной из стенок телефонный аппарат под козырьком, защищавшим от непогод. Телефон был снабжен ручкой-крутилкой миниатюрной динамо-машины, генерирующей ток. Что я и сделал, сняв трубку.

— Начальник караула! — послышалось в динамике.

Я объяснил, кто звонит и попросил дежурного по части.

КПП и караульное помещение у нас находились в одном здании, только входы разные. Сообщались эти службы посредством большого окна, вроде того, что бывает в столовой между обеденным залом и кухней… Секунд через пять я услышал голос дежурного по части:

— Слушаю!

Это был младший лейтенант Горбенко, начальник пожарной команды.

— Товарищ младший лейтенант! Докладывает рядовой Сергеев из ВВКС…

И описал картину происшествия.

— Да уж, — тяжело вздохнул младлей. — Твои предложения!

Конечно, я уже продумал это. Труп собаки следовало передать на экспертизу, следовательно: забрать отсюда и сохранить в холодном месте до завтра. Выставить новую собаку. И как можно скорее, ибо мне нужно еще завершить обход других постов.

Несколько секунд Горбенко соображал.

— Ладно, — сказал он. — У тебя кто напарник по наряду?

— Айвазян.

— Ладно, — повторил дежурный. — Беру «газон», беру Айвазяна с собакой, едем. Ты пока погоди там! Это минут десять. Все, едем!

Он отключился, а я спустился с вышки и передал разговор Маркелову.

Тот, конечно, рад был моему присутствию, хотя и удручен гибелью пса.

— Ты знашь, я вот как-то и в толк не возьму, как так пес взял и помер⁈ Я заступил на пост, он там бегат и бегат, ну и ладно. А потом в будку залез, да и помер. Не лаял, не дергался, ничо такого… Это как так⁈

Я пожал плечами:

— Для меня тоже загадка. Будем разбираться… Ладно, не отвлекаемся, смотрим в четыре глаза.

Минут через пять вдали послышалось гудение автомобильного мотора.

В части у нас был выработавший все возможные сроки и списанный ГАЗ-69. Официально он не существовал, а неофициально служил дежурным транспортным средством внутри территории. Пользоваться им, понятно, разрешалось только офицерам и прапорщикам, ну и кое-кому из служащих. Такие задачи местного значения автомобиль-призрак успешно выполнял. Богомилов называл его «Летучим голландцем», но это название не слишком нравилось сослуживцам… Несмотря на призрачность, данный агрегат потреблял бензин А-76 в приличных объемах, и как этот бензин документально тоже делался призрачным — тайны учетных технологий. Ну, а в целом штука полезная.

— О, едут, — сказал и Маркелов.

— Ты давай их тормози, — сказал я, — а то прилетит от дежурного по части.

Но все разыграли как полагается. Горбенко взял с собой разводящего, без которого формально доступ на пост был закрыт… ну, о деталях говорить нечего. Айвазян вылез из машины с подменным псом Бураном — и сразу ко мне с расспросами. Но я ему мог только повторить то, что уже говорил.

— М-да… — огорченно вздохнул он. — Ромка расстроится, конечно… Нет, ну как так могло быть? Сожрал что-то не то? Но где⁈

— Вскрытие покажет, — сказал я без малейшего циничного оттенка.

Айвазян только головой покачал.

Он был из «не армянский» армянин — из Краснодарского края. И потому говорил с акцентом не армянским, а южнорусским, как самый настоящий дончанин или кубанец. А Ромка — это Рамиль Рахматуллин, Макс был под его началом. Собаководы приходили в часть из «Красной Звезды» со своими подопечными, потом уходили на дембель, а собаки-то оставались — имущество Минобороны… Поэтому у каждого бойца ВВКС оказывались в обслуживании по несколько собак. У меня тоже, и я старался относиться к ним хорошо, хотя, конечно, такими близкими друзьями как Гром, они мне не были. И с Громом мне рано или поздно предстояло расстаться… Я это сознавал, конечно. Но старался о предстоящей разлуке не думать.

А вот сейчас эта мыслишка предательски полезла в голову… Но я постарался ее отогнать.

— Ну что, — сказал я Айвазяну, — идем! Процедура неприятная, но что делать…

Он взял с собой брезент — старую списанную плащ-палатку, расстелил у будки, и мы выволокли бедолагу Макса, сняли с него ошейник…

Буран еще раньше занервничал, заскулил — почуял дух смерти. А когда мы вытащили мертвечину, тоскливо подтявкнул, как бы провожая товарища в последний путь.

Признаюсь, и у меня сердце защемило. Макс не блистал, был самым заурядным псом, таким серым троечником по жизни, если говорить на человеческий манер. Но все-таки… Живое существо покинуло этот мир, и это очень печально…

Грусть-печаль совсем не мешала нам делать свое дело. Я оттащил завернутого в брезент Макса подальше, Айвазян подцепил Бурана к проволоке, и тот, поджав хвост, затрусил подальше от будки.

— Чего это он? — хмуро спросил подошедший Горбенко.

— Чует смерть, переживает, — ответил я.

Младший лейтенант иронически хмыкнул:

— Ты смотри! Прямо какая-то институтка! Тургеневская барышня!..

— Собаки это сильно чувствуют, — сдержанно сказал я.

Он, должно быть, хотел заявить что-то язвительное… но махнул рукой:

— Ладно, грузите вашего покойничка. Сейчас на подвал его определим, а завтра на вскрытие… Вот ведь в самом деле не было печали!..

…«Газон» с рычанием развернулся, покатил в «цивилизацию», рубиново светя габаритными огнями.

Маркелов вздохнул:

— Ну чо, ты дальше пошел?

— Конечно.

— Ну, давай… А у меня еще сорок минут до смены.

— Служи, братан! Все, пошел я.

Надо ли говорить, что проверяя посты, просто шагая по периметру, переговариваясь с часовыми, потом заполняя нужную графу в караульной ведомости, я думал о произошедшем, и о том, что составляло наш разговор с Богомиловым. Ну как думал? Собственно, логического развертывания мысли-то не было. Просто еще одно звено в почти уже сложившуюся картину. В самый раз! Как в воду глядел тот дембель из роты охраны про шестой пост. Ну не бывает же таких совпадений!.. Что-то происходит, что-то темное, зловещее колесит вокруг нашей части. И пока не понять, что…

Наутро, разумеется, разговоры-пересуды порхнули по части, впрочем, ненадолго. Забот, как всегда, было сверх головы, они завертели, замотали всех… Но кинологи были удручены, вот уж что правда, то правда. Впустую ломали головы, отчего Макс околел. Да, ближе всего была версия, что слопал какую-то дрянь. Но какую, где?.. Гена сгоряча хотел было обследовать всю КЖ — может, какая-то отрава попала в еду⁈ Но ему резонно возразили, что кабы так, тогда бы со всеми собаками беда приключилась. А тут избирательно — один только пес… С чем Зинкевич вынужден был согласиться.

Мы с Айвазяном, сдав наряд в семнадцать ноль-ноль, получили законный отдых вплоть до отбоя. А наутро на разводе командир объявил, что свое обещание насчет внеочередного увольнения он выполняет.

— Рядовой Сергеев!