— Есть…

— Придет начштаба, скажешь, что я на пятый пост пошел.

Распорядившись так, старлей подошел ко мне:

— Так, боец! Теперь с тобой… Документы давай на себя и на кобеля. Кобель ведь? — он взглянул на Грома.

— Так точно.

— То-то же, — с удовлетворением сказал дежурный. — Давай документы!

Изучив все, включая бумаги Грома, он произнес:

— Ну что же… Значит, вливаешься в наши ряды. Под моим началом. Я — командир взвода вожатых караульных собак старший лейтенант Смольников. Алексей Петрович.

— Рядовой Сергеев! Борис Андреевич. А это — Гром.

Смольников еще раз внимательно оглядел пса критическим взглядом.

— Н-да… Что сказать? На первый взгляд, экземпляр отличный. Как показал себя на обучении?

— Нормально, — твердо ответил я. — Толковый, схватывает все на лету. Ну, молодой еще, учиться надо. Но все перспективы есть.

— То-то же, — с тем же выражением повторил старлей. — Тут все от тебя зависит. Как сможешь воспитать.

— Я постараюсь.

— Старайся, — суховато сказал комвзвода, хотел еще что-то добавить, но тут из-за угла КПП, вправо от которого тянулась та самая «территория», показался майор, складом фигуры похожий на Смольникова, но совсем непохожий лицом, круглым и улыбчивым. Образ же моего прямого начальника был суровый и резкий, как бы вырубленный грубым долотом из твердого дерева.

Нетрудно догадаться, что я сподобился увидеть майора Демина, он же, судя по всему, начальник штаба части.

— Петрович! — весело окликнул он.

Смольников обернулся:

— А, Семеныч, здорово. Вот, пополнение ко мне во взвод.

— Вижу, не слепой. Ух ты, псина какая серьезная, яти мать! Как звать?

— Здравия желаю, товарищ майор! Кого?

— Да обоих, мать ети.

— Рядовой Сергеев. Караульная собака Гром. Восточноевропейская овчарка.

— Коротко и ясно. Быть тебе ефрейтором!

— Я бы и в генералы не прочь…

— Ого-го!.. Нет, вы гляньте только на него, а? Фу ты-ну ты, ножки гнуты… Петрович! Это тебе всех таких умных присылают, мать их?

— Ну, а то, — в тон откликнулся Смольников. — Умных к умным… Студент бывший!

— Ага! За что отчислен, Сергеев?

— Сам ушел. Понял, что не мое.

— А что твое?

— Пока собаки. Животных люблю, собак особенно. А дальше видно будет.

Майор помолчал, осмысливая услышанное. Вывод сделал неожиданный:

— Петрович! Характеристика из института есть на умника твоего?

— Вроде нету. Сейчас еще раз гляну… Нет.

— Почему нет характеристики? — майор вперил взгляд в меня. Глаза у него были очень бледные, едва голубые. Чудь белоглазая — иногда говорят про таких.

— Не могу знать, — я чуть пожал плечами, предчувствуя команду типа: «Петрович, отправь на него запрос в институт, пусть характеристику пришлют»!.. Может быть, так оно и было, но тут Смольников перехватил бразды разговора:

— Денис Семеныч, его надо на все виды довольствия поставить. Сергеев, у тебя шинель, парадка, п/ш… Ну, похоже, нету?

— Нет, товарищ старший лейтенант. Сказали, все на месте выдадут.

— Ну, конечно!.. — Демин выматерился полноценно. — Лишь бы спихнуть в одной хэбэшке… Ладно, Петрович, давай устраивай их, у меня тут еще кое-какие дела есть. Надо этим отличникам пару фитилей вставить. Заодно и за тебя побуду, за дежурного. Только не тяни!

— Тянут девок в бардаке… — пробурчал Смольников. — Пошли, Сергеев.

— Гром, вперед, — велел я псу, дисциплинированно сидевшему у моей правой ноги, как бы приросшему к ней, так что я чувствовал его живое тепло.

И мы пошли, слыша, как Демин, шагнув в здание КПП, заорал:

— А ну, аксакалы, мать всех ети, быстро сюда! Левченко!..

— Тебе говорили, что наша часть собой представляет? — спросил взводный.

— В общих чертах. База ГСМ центрального подчинения.

— Так! А это что значит?.. Что территория хранения громадная, — он повел левой рукой.

Я глянул туда. Мы шли мимо здания с обширными воротами, явно гаража, возле которого стоял бульдозер ДТ-75. За этим зданием и за забором типа «сетка рабица» располагались приземистые склады, ангары, а за ними лес, лес, лес… северный хмурый хвойный лес с редким березовым вкраплением. Я сообразил, что резервуары с горючим находятся за этим лесом. Точнее, в самом лесу, в бескрайней тайге: под них специально там когда-то вырубали места дислокации, подъездные пути и зоны ограждения.

— Лаборатория, — ткнул пальцем старлей в сторону симпатичного аккуратного домика из желтого кирпича. Вообще многие складские сооружения имели этот необычный для кирпича цвет — видать, неподалеку тут имеются залежи некоей особой глины… Впрочем, это не удивительно, а удивительно то, что из лаборатории почудились мне странные звуки…

Пение⁈

Это было так внезапно, даже дико, что в первый миг я не поверил ушам своим. Вслушался. Ну поют же!

— Товарищ старший лейтенант!

— Чего?

— Там, в лаборатории…

— Ну?

— Как будто поют?..

— А! Ну, это очень может быть.

Смольников, напротив, совсем не удивился.

— Постойте-ка тут…

Мы остановились. Гром поднял голову, взглянул на меня.

— Нормально, старина, — я по-братски трепанул его по голове.

Взводный открыл дверь лаборатории, и освобожденная песня рванулась из помещения:

— И-и… н-на Тиха-ам а-акеане… свой закон-чи-ли па-аход!.. О, Петрович, здорово! Ты откуда⁈

— От верблюда! Палыч, ты опять нажрался? На моем дежурстве, да?.. Спасибо, на хрен!

— П-петрович, все это херня, кроме баб и коммунизма!.. Слушай! Эту песню не задушишь, не убьешь!..

И хриплый пьяный голос загорланил:

— Мальбрук в поход собрался,

Наелся кислых щей,

В походе обосрался

И помер в тот же день!

Все в войске загрустили,

Солдат и командир,

И с ним похоронили

Обосранный мундир!..

Вдова его Елена

Сидела на горшке

И жалобно пердела

С бумажкою в руке!..

«Мальбрук» — французское искажение фамилии английского полководца времен «войны за Испанское наследство» герцога Мальборо. Приблизительно такую маршевую песню распевали французские солдаты той эпохи, хвастаясь растрепать в пух и перья всех англичан на свете. Задорная мелодия перекочевала со временем в русскую армию, а слова — плод народного творчества. От оригинала сохранился только «Мальбрук», а откуда взялась «вдова Елена», совершенно непонятно.

Гром с некоторым недоумением настроил уши, вслушиваясь. Видимо, мелодика и ритмика звуков нашли в собачьей душе какой-то отклик. Впрочем, Смольников прервал исполнение жесткой критикой и угрозами запереть в некий подвал, ругался довольно долго, до пока невидимого «Палыча» не дошло, что дело серьезное:

— П-петрович, я понял! Все, тишина и покой, крепко глазки закрой… Когда я тебя подводил⁈

Последнее было произнесено с неизмеримым пафосом, на что последовала отповедь, закончившаяся требованием немедленно отоспаться в течение двух часов, и после этого привести себя хоть в какое-то подобие нормы.

Смольников вышел раскрасневшийся.

— Пошли! — рявкнул на повышенном тоне. Но, видно, посчитал, что ситуация требует объяснения. Я узнал, что начальник лаборатории, прапорщик Климовских, вполне хороший, даже отличный специалист своего дела, подвержен нашей народной слабости. Запоями это не назовешь, но может вот так нажраться и безобидно побуянить. Начальство ругается, однако терпит, поскольку спеца такого класса найти трудно…

Пока это объяснение длилось, я успел увидеть и пожарное депо с вышкой, и вот уже показались вольеры, и Гром заметно насторожился, чуя знакомые и незнакомые запахи…

— Ну вот, — старлей указал на небольшое одноэтажное здание казарменного типа, — это наша резиденция и есть. Кинологическая.

Последнее он произнес с заметной гордостью.

Мы подошли к зданию, Смольников велел мне подождать, сам вошел внутрь, и я услыхал, как гулкий голос вскричал: